С выходом на экраны фильма «Адмирал» неизбежно возрастет интерес к личности адмирала Колчака - главного героя этой многообещающей картины. Во всяком случае, Хабенский - один из немногих нынешних актеров, способных показать непростую, противоречивую личность - какой, несомненно, и был первый и пока что последний Верховный Правитель России.
Потерпев несомненное политическое и военное банкротство, с головы до ног запятнав себя кровью и грязью гражданской войны, Александр Васильевич все же остался достойным звания порядочного человека. За это качество его любили женщины, уважали враги и отказывались понимать люди противоположного склада. Современники называли его «роковым человеком» и, действительно, его жизнь представляет собой нечто вроде античной трагедии рока, в которой благородного героя влекут к неминуемой гибели обстоятельства непреодолимой силы.
Александр Васильевич Колчак родился в 1874 году, в дворянской военно-морской семье, которая вела свое начало от Колчак-паши, коменданта турецкой крепости Очаков. В 1737 году паша попал в русский плен, потом поселился в Польше. После присоединения Польши к России его потомки стали русскими дворянами и истинными патриотами. О высоком патриотизме Александра Васильевича свидетельствует его жизнь, являющая собой безукоризненный портрет русского морского офицера. На флот он попал 20-летним мичманом и сразу же оказался вовлеченным в грандиозный процесс освоения Дальнего Востока , что было первейшей и важнейшей государственной задачей того времени. Колчак ходил в дальние плавания по Тихому океану на военных кораблях , занимался научной работой.
Позже его уже как признанного специалиста в области магнитологии привлекли к участию в полярной экспедиции барона Толля - известного геолога и географа, искавшего легендарную землю Санникова. В этом тяжелейшем путешествии на утлых баркасах и собачьих упряжках будущий адмирал основательно подорвал свое здоровье. Интересно, что один из открытых островов в Таймырском заливе Карского моря получил имя будущего адмирала, но в советские времена был переименован в остров Расторгуев. И только спустя почти семьдесят лет этому кусочку суши вернули его первоначальное имя как знак признания заслуг талантливого и мужественного полярного исследователя Александра Колчака.
Затем была война с японцами, плен и, наконец, грянула Первая Мировая. Капитан 1-го ранга Колчак очень удачно действовал против немцев на Балтике; заслужил звание контр-адмирала, а в 1916 году - и вице-адмирала, одновременно с назначением на должность командующего Черноморским флотом. Во время войны Колчак проявил себя превосходным специалистом по минному делу. Блестящая карьера блестящего офицера. Но во время войны удачливому адмиралу везло не только в морских сражениях. У него возник трогательный роман с 22-х летней Анной Васильевной Тимиревой, дочерью директора Московской консерватории. На момент встречи они оба были несвободны - у Александра была жена и сын, Анна была замужем за капитаном I ранга Сергеем Тимиревым.
В который раз повторился вечный сюжет чеховской «Дамы с собачкой»: «...и было непонятно, для чего он женат, а она замужем; <...> и казалось, что еще немного - и решение будет найдено, и тогда начнется новая, прекрасная жизнь; и обоим было ясно, что до конца еще далеко-далеко и что самое сложное и трудное только еще начинается».
Атмосфера чеховской иронии и светлой печали буквально витает над этой изысканной парой. Правда, конец был довольно близко, и новой, прекрасной жизни у них не получилось. Но кто об этом мог знать в 1916 году? Парадоксальным образом романтическая любовь элегантного морского волка и удивительно верной и честной женщины оказалась документально удостоверенной протоколами советских следственных органов. На бесчисленных допросах вплоть до реабилитации в 1960-м - конечно же, «за отсутствием состава преступления», - Анна Васильевна всегда спокойно, без малейшего вызова заявляла: «Да, я любила адмирала Колчака, я разделяла его взгляды».
Ее ссылали, сажали в тюрьму, отправляли в лагеря, снова ссылали, поражали в правах - но так и не смогли заставить ее хотя бы промолчать о своей любви. Об изяществе и глубине отношений этой пары мы можем судить по сохранившимся письмам. Будучи надолго разлучены войной и революцией, влюбленные писали друг другу часто и длинно - рекордное письмо Колчака состоит из 40 рукописных страниц. В письмах к любимой женщине адмирал нежен, искренен и немного по-мужски кокетлив.
«Прошло два месяца, как я уехал от Вас, моя бесконечно дорогая, и так еще жива передо мной картина нашей встречи, так же мучительно и больно, как будто это было вчера, на душе. Столько бессонных ночей я провел у себя в каюте, шагая из угла в угол, столько дум, горьких, безотрадных. Я не знаю, что случилось, но всем своим существом чувствую, что Вы ушли из моей жизни, ушли так, что не знаю, есть ли у меня столько сил и умения, чтобы вернуть Вас. А без Вас моя жизнь не имеет ни того смысла, ни той цели, ни той радости. Вы были для меня в жизни больше, чем сама жизнь, и продолжать ее без Вас мне невозможно", - писал адмирал.
Суровый морской волк повсюду возил с собой ее перчатку. А на корабле, в его каюте висела фотография Анны Васильевны.
"...Я целыми часами смотрю на Вашу фотографию, которая стоит передо мной. На ней - Ваша милая улыбка, с которой у меня связаны представления об утренней заре, о счастье и радости жизни. Может, поэтому, мой ангел-хранитель, дела идут успешно".
Переписка с Тимиревой позволяет увидеть в подробностях тот внутренний путь, который прошел Колчак от безусловно положительного вице-адмирала русского флота до одиозной фигуры Верховного правителя России.
В 1917 году Временное правительство поручило Колчаку решение грандиозной задачи, которой Россия бредила еще со времен Петра Великого: захват Стамбула и черноморских проливов. Но во время подготовки эпохального военного проекта набирала обороты революция, пока еще относительно бескровная и вполне буржуазная.
Армия и флот, тем не менее, разваливались; неспособный прогибаться под капризы «матросских комитетов», Колчак покинул пост командующего. Однако Мировая война продолжалась, в нее вступили США, флот которых не имел опыта борьбы с серьезным противником. Временное правительство командировало Колчака обучать новых союзников тактике минного дела. Там бы ему и остаться: «не видеть, не знать, не принимать участия». Но боевого офицера мучает стыд: Россия проигрывает войну, и у него «одно только желание - участвовать активно в войне и убивать немцев».
В то же время в составе американской армии он воевать не может, по причинам, которые и сейчас кажутся весьма актуальными: «Америка ведет войну только с чисто своей национальной психологической точки зрения - рекламы, advertising. Американская war for democracy - Вы не можете представить себе, что за абсурд и глупость лежит в этом определении цели и смысла войны». С позиций нынешнего исторического опыта отношение Колчака к «войне за демократию» кажется вполне справедливым. Разочаровавшись в американцах, адмирал подал прошение английскому командованию о принятии его в состав британской армии, - англичане дрались не за демократию, а против немцев, и это куда больше соответствовало его взглядам на сущность войны.
Несколько месяцев Колчак провел в Японии, ожидая вестей от британского командования, глубоко интересовался самурайской культурой, разыскивал и покупал старинные мечи работы знаменитых мастеров Го-Иосихиро и Нагасоне Котейсу. Он признавался Анне Васильевне, что вечерами садится в кресло, выключает свет, оставляя лишь огонь в камине, и любуется бликами на полированных поверхностях клинков, размышляя о самурайской чести, самопожертвовании, долге. От древних клинков к нему нисходила сила бывших владельцев - безупречных средневековых воинов. В один из таких вечеров Колчак получил сведения о катастрофе, постигшей старую Россию: произошла Октябрьская революция, к власти в Петербурге и Москве пришли большевики. Роковой человек - роковые символы.
Англия удовлетворила прошение адмирала о принятии его в состав британской армии, и он получил назначение в Месопотамию. Однако добраться туда ему было не суждено - на борту судна, следовавшего по назначению, обнаружилась чума. Задержка рейса составила месяц, и за это время Советская власть успела капитулировать перед Германией. Адмирал получил от английского командования новый приказ: следовать в Сибирь для службы «в видах союзников». Будучи проездом в Китае, Колчак неожиданно нашел себе дело: организовал военный отряд из развалившегося корпуса русских пограничников, охранявших стратегическую железную дорогу - КВЖД. С этого момента связь Колчака с английской армией прервалась, он начал действовать как самостоятельная фигура.
В его дальнейших действиях было множество промахов и ошибок. Полное отсутствие дипломатических и политических навыков сослужило ему недобрую службу. Он рассорился со «старыми швабрами» из собственного штаба, провалил переговоры с японцами и, отчаявшись, отправился на Кубань, к Деникину, который в тот момент формировал Добровольческую армию из остатков Кавказского фронта. Но теперь он был не один - в Харбине к нему присоединилась Анна Васильевна, чудесным образом оказавшаяся на Дальнем Востоке, куда большевистское правительство отправило ее мужа, морского инженера Тимирева.
«Я была молода и прямолинейна до ужаса» - так Анна Васильевна объясняла свое решение по прошествии многих лет. Узнав, что любимый человек не на другом конце света, а всего лишь в нескольких днях пути от Владивостока, она без колебаний бросила семью и помчалась в Харбин. Оттуда романтическая пара отправилась в Россию.
И тут произошла еще одна роковая задержка. Оказавшись проездом в Омске, Колчак застал там бурный процесс формирования правительства России. Почему именно в Омске? Потому что именно сюда бравый генерал Каппель и чешские стрелки привезли отбитый в Казани у большевиков царский золотой запас.
Более 500 тонн золота волшебным образом создали армию, правительство и даже некое подобие страны на территории Сибири. Министров кое-как набрали, но военных с боевой репутацией в Сибири было немного - все воевали на Западе и оказались в армиях Деникина и Юденича. По этой причине омские политиканы начали обхаживать заезжего адмирала, наперебой приглашали в гости, восторженно слушали его пафосные речи о войне и долге перед Россией и как-то очень быстро уговорили его стать военным министром.
На этой должности у Колчака снова не заладилось; через две недели он уже собрался проситься в отставку, как вдруг, без малейшего его ведома, произошел военный переворот. Немного растерянного военного министра попросили занять новую должность: диктатора, Верховного Правителя России. Судьба предлагала Колчаку все более и более крупную игру, и адмирал, подогреваемый восторгом страстно любящей его женщины, азартно удваивал ставки. Теперь он пошел ва-банк; на кону стояли 500 тонн золота, 400 тысяч вооруженных людей и 15 миллионов квадратных верст территории.
В результате этого импульсивного решения верховную власть над Белым движением получил человек, который ничего не понимал в политике и не обладал даже в ничтожной степени достоинствами дипломата. Действительно, политические взгляды Колчака отличались известной инфантильностью. В своих суждениях он демонстрирует крайний, по-детски восторженный милитаризм: «Нет возрождения нации помимо войны, и оно мыслимо только через войну. Будем ждать новой войны как единственного светлого будущего, а пока надо окончить настоящую, после чего приняться за подготовку к новой».
Один из членов омского кабинета министров (Будберг) на второй день после выдвижения Колчака сделал в своем дневнике тревожную запись: «Вечером адмирал разговорился на политические темы и выказал свою детскую искренность, полное непонимание жизни и исторической обстановки и чистое увлечение мечтой о восстановлении великой и единой России; он смотрит на свое положение как на подаренный небом подвиг».
Как и все идеалисты, Александр Васильевич обладал тонкой душевной организацией. Люди такого типа способны на очень жестокие поступки ради абстрактной идеи, но, чем более они жестоки, тем больший разлад ощущают, энергия обращается внутрь, на борьбу с самим собой, человек замыкается, становится апатичным, теряет контроль над окружением. Все это произошло с адмиралом Колчаком. Душевная тонкость вошла в противоречие с умозрительными теориями о необходимости террора и «жесткой руки», и эта раздвоенность сделала его «маргариновым» диктатором, по меткому замечанию одного из заговорщиков, приведших его к власти. Все время своей диктатуры, продолжавшейся более года, Колчак сильно нервничал. Его даже подозревали в употреблении наркотиков, до того неуравновешенным казалось его поведение окружающим.
Есть некоторые свидетельства, что он много пил. К моменту краха он находился на грани нервного истощения, потерянный, бледный, бродил по своему поезду (сразу за штабным вагоном громыхали на рельсовых стыках остатки «золотого запаса»). Однажды его встретил в тамбуре чешский генерал Гайда. Авторитет Верховного правителя к тому времени пал столь низко, что чех позволил себе пошутить: «Ну что, Ваше высокопревосходительство, кораблем легче управлять, чем Россией?».
Колчак ничего не ответил...
21 января 1920 года Колчака выдали чехи, охранявшие его вагон, причем сделали это с санкции представителя союзников генерала Жанена. Последний был очень рад отделаться от несговорчивого и неуравновешенного Верховного Правителя, все карты которого к тому времени оказались биты. Но сам Александр Васильевич в этот момент совершенно преобразился! Наконец-то исчезла необходимость вести мучительную борьбу с самим собой, теперь он стоял лицом к лицу со смертью и чувствовал в себе силы бросить благородный вызов этому самому страшному врагу.
Колчак оставил, наверное, самые оригинальные мемуары в истории. Обычных воспоминаний, таких, что создаются в покое, на старости лет, ему написать не удалось, но большевики предоставили ему возможность оглянуться на пройденный жизненный путь, тщательно записав его показания в протоколах допросов. Следствие длилось две недели. Характер этого юридического процесса сильно противоречит устоявшимся представлениям о революционном правосудии. Удивительным образом между членами комиссии и пленным адмиралом установился человеческий контакт; они как-то сразу решили, что интересны и даже чем-то симпатичны друг другу.
Александр Васильевич «держался, как военнопленный командир проигравшей кампанию армии, и с этой точки зрения держался с полным достоинством». Члены комиссии обращались к нему «адмирал», не перебивали, иногда спорили - но с полным соблюдением этикета. Обращает на себя внимание весьма высокая культура этого допроса, сохранившаяся даже на заседании 6-го февраля, когда решение о казни уже было принято, и дальнейшая судьба узника не представляла секрета ни для комиссии, ни для него самого. Он был расстрелян несколько часов спустя.
Рассказы об исполнении им романса «Гори, гори, моя звезда» и командовании собственным расстрелом не соответствуют ни действительности, ни характеру адмирала: его нервическая сентиментальность исчезала в минуты реальной опасности, в таких ситуациях он вел себя подчеркнуто хладнокровно, как подобало дворянину и офицеру.
Колчака расстреляли в Иркутске утром 7 февраля 1920 года. Руководивший казнью Чудновский сообщает, что Колчак умер молча. Его тело так и не было предано земле - его сбросили в прорубь.
Анна Тимирева, безгранично любившая адмирала, прошла затем все круги ада, ни секунды не имея в мыслях отречься от своей любви. Она прожила еще 55 лет - первые сорок из которых провела по тюрьмам, допросам и лагерям.
Эпитафией адмиралу Колчаку могли бы послужить его собственные слова:
«Виноват тот, с кем случается несчастье, если даже он юридически и морально ни в чем не виноват. Война не присяжный поверенный, война не руководствуется уложением о наказаниях, она выше человеческой справедливости, ее правосудие не всегда понятно, она признает только победу, счастье, успех, удачу - она презирает и издевается над несчастьем, страданием, горем - «горе побежденным» - вот ее первый символ веры».
